В Басманном суде 12 ноября продолжилось рассмотрение дела о драке между антифашистами и националистами в клубе «Воздух»
Слушания возобновились после почти месячного перерыва — один из подсудимых, Алексей Сутуга, повредил ногу и три недели пролежал в гипсе. На прошлой неделе гипс сняли и в понедельник все собрались в прежнем составе: трое обвиняемых — Алексей Сутуга, Алексей Олесинов и Бабкен Гукасян на скамье подсудимых в зале, четвертый — Ален Воликов — в клетке.
Напомню, антифашистов Сутугу, Олесинова и Воликова обвиняют в том, что 17 декабря 2011 года они спровоцировали драку со стрельбой с охраной, придерживающейся националистических взглядов, во время панк-концерта (ст. 213 ч.2, 115 ч.2 п.а, 115 ч.2 п.а, 116 ч.2 п.а УК РФ). Потерпевшими по этому делу признаны трое охранников и директор клуба «Воздух» Мария Спиринг, заявившая гражданский иск в размере 85 тысяч рублей — по стоимости разбитых стекол. Антифашисты вину свою не признают и утверждают, что это охрана начала конфликт и стрельбу.
Воликова и Гукасяна обвиняют в нападении на несовершеннолетнего националиста Алексея Захаренкова 4 декабря 2011 года (ст. 213, 115 ч.2п.а УК РФ). Изначально Олесинову и Сутуге также вменяли эпизод с малолетним, однако защите удалось доказать наличие у обоих алиби. Этим летом им была изменена мера пресечения: спустя полтора года Сутугу и Олесинова выпустили из СИЗО.
На прошлом заседании допросили очередного свидетеля обвинения, который в процессе превратился в свидетеля защиты. Музыкант Дмитрий Авалишвили подробно рассказал о событиях вечера 17 декабря — его группа принимала участие в концерте. По словам свидетеля, охрана клуба с самого начала вела себя вызывающе — задирала посетителей концерта, необоснованно обыскивала, толкала людей. У самого Авалишвили досконально осмотрели даже гитару, его жену обыскивали дважды. Свидетель видел, что произошло на втором этаже — бывший барабанщик его группы Артур Галиев (ныне погибший) случайно столкнул столик вниз. «Там перила второго этажа ниже уровня стола. Не надо было прилагать каких-то особых усилий, он случайно задел стол, который полетел вниз», — рассказал свидетель. Прибежала охрана, стала выводить Артура. Администраторы решили прекратить концерт. Вместе со всеми Авалишвили вышел на улицу, где уже раздавались выстрелы. Толпа бросилась обратно в клуб, но дверь была закрыта — охрана не впускала людей внутрь и не выпускала тех, кто не успел выйти. «Это было похоже, как будто нацисты напали на посетителей концерта», — сказал он.
А дальше Дмитрий Авалишвили заявил суду, что отказывается от своих показаний, данных на следствии, так как давал их под давлением. Их, конечно, тут же огласили. В показаниях свидетель говорил, что видел в клубе Алена Воликова с пистолетом, позже слышал, как Воликов хвастался, что отобрал пистолет у охранника и гордился нападением на молодого националиста. «28 августа к нам приехали с обыском, — рассказал свидетель. — Изъяли всю технику. Сказали, что жене нужно уточнить показания. И отвезли нас в ЦПЭ. А там нас ждал сюрприз — туда приехали потерпевший Захаренков и Сафонюк. И последний опознал мою жену как одну из нападавших на Захаренкова 4 декабря. Оперативники давили на меня, шантажировали и угрожали, что если я не подпишу протокол, мою жену Алину отправят в СИЗО. Мой допрос продолжался до глубокой ночи. Я боялся за жену и все подписал». Позже алиби жены свидетеля Алины Колосовской подтвердилось и все обвинения были сняты. А Авалишвили счел нужным сказать в суде правду, как все было.
Прокурор Юлия Шумовская выглядела растерянной и не готовой к такому повороту событий.
— Вы говорите, что писали под диктовку, а откуда у оперативников такая подробная информация про Воликова?
— С нацистских сайтов, — ответил свидетель. — На нескольких из них ошибочно написано, что Воликов работал на стройке. А он никогда не работал на стройке и не учился в ПТУ.
Более того, Авалишвили после просмотра материалов своего допроса указал, что на двух листах из трех стоит его подпись, а на третьем — не его подпись, а также отсутствует обязательная в таких случаях приписка «с моих слов записано верно».Адвокат ходатайствовал об исключении этого допроса из доказательств, направлении его на почерковедческую экспертизу, а также о направлении заявления в прокуратуру о должностном преступлении следователя Котовой. Судья Наталья Дударь решила рассмотреть эти вопросы на следующем заседании.
«Чему верить? — Верьте всему!»
В понедельник в суде наконец появился третий потерпевший — 21-летний оперуполномоченный отдела по незаконному обороту наркотиков в УВД «Матвеевское» Дмитрий Соловьев, раскаченный в плечах молодой человек с бородкой, в голубых джинсах и сером свитере. На прошлые заседания он присылал телеграммы, что не может явиться в связи с беременностью жены. Но потом как-то смог.
В процессе предварительного следствия Соловьев (два года назад — студент первого курса юридической академии, неофициально работавший в качестве охранника в клубе «Воздух») рассказывал о событиях 17 декабря 2011 года пять раз. Первый допрос в качестве свидетеля, три очных ставки с обвиняемыми, допрос в качестве потерпевшего. Причем каждый раз у Соловьева складывалась новая версия произошедшего, открывались новые подробности, а старые исчезали. В понедельник в суде он озвучил свежий, уже шестой вариант.Все противоречия он объяснял просто: «У меня тогда была стрессовая ситуация, я мог что-то забыть, а сейчас вспоминаю, как было». Если смотреть по показаниям, то хуже всего Соловьев все помнил через два дня после драки. Через два месяца память расставила все на свои места, а через полгода и год после событий — появились новые увлекательные подробности.
Так, например, Соловьев рассказал суду, что после того, как концерт был остановлен, менеджер сказал охране не выпускать организаторов, пока не будет решен вопрос с возмещением ущерба. Тут Соловьев увидел, что какие-то люди уходят через окно у запасного выхода, подбежал туда. На улице стояли несколько неизвестных человек («в темноте плохо видно»), направив на него стволы. «Не рыпайся», — сказали они. Кто-то из них бросил в Соловьева бутылку, другие начали стрелять. Одна пуля по касательной задела бедро. Потерпевший метнулся в сторону туалетов — «ушел с линии огня». В это время другая группа людей вломилась через главный вход, избила и выстрелила в других охранников, бросила зажженный файер и скрылась.
В других показаниях Соловьев говорит, что среди стоявших в темноте людей он точно узнал Олесинова и Сутугу, у них были травматические пистолеты, но он не знает, кто точно стрелял. В следующей версии — Олесинов и Сутуга точно в него стреляли. К тому же рядом все время был охранник Брежнев, он пытался помешать Олесинову вылезти в окно, из-за этого и начался конфликт. Еще один вариант — Соловьев бесстрашно в одиночестве двигался на людей, направивших на него травматы, несмотря на их предупредительные крики «Стой!»
— Почему вы прятались возле туалетов, хотя слышали что в зале беспорядки? Вы же охранник!
— Ну и что? Я очень хотел жить! И концерт уже кончился, все разошлись.
В зал Соловьев все-таки вернулся, несмотря на желание жить. По пути кого-то ударил в лицо, с кем-то упал и стал бороться. При этом он видел, как бьют Брежнева неизвестные люди. В других показаниях бьют и стреляют в Брежнева именно Олесинов и Сутуга.
Также меняется и роль Алена Воликова. В суде Соловьев рассказал, что видел, что »в зауженных штанах и кроссовках New Balance он стоял на входе, отрывал корешки, я понял, что он из организаторов». В оглашенных показаниях говорится, что Воликов был среди тех, кто на улице направлял ствол в его сторону (или в сторону Брежнева, был он там или нет — так и осталось невыясненным). В одних показаниях Соловьев говорит, что видел, как Воликов ударил бутылкой по голове охранника Марадудина и бутылка разбилась. В других — бутылка не разбилась, в третьих об эпизоде с бутылкой нет речи вообще.
А сам Воликов заявил, что на очной ставке был вообще другой человек, в милицейской форме. (Соловьев на тот момент еще не работал в органах МВД).
— Так чему верить? Тому, что вы сказали сегодня или тому, что зачитали?
— Верить всему! Это все — правда!
Тут улыбнулась даже невозмутимая судья Дударь, а прокурор тяжело вздохнула.
Еще вопросов добавила история опознания Олесинова и Сутуги потерпевшим Соловьевым (на тот момент — свидетелем, потерпевшим он признан только в марте 2013 года — через полтора года). В первом протоколе опроса — через два дня после драки — сказано, что «при входе в клуб осматривал мужчину европейской наружности, у него за ремнем нащупал пистолет и сказал, что с оружием вход запрещен. Одет мужчина был в круглую кепку, фиолетовый пуховик».
— О ком речь? — спросил потерпевшего адвокат Динзе.
— Раз фиолетовый пуховик, то Сутуга, я его пуховик запомнил.
— Продолжаем читать. «Тогда он передал оружие другому мужчине европейской народности, лицо круглое, без особых примет, ему и другие отдавали оружие. Затем он вышел из клуба, а когда вернулся, оружия при нем уже не было». Это о ком?
— Это о Сутуге! Он оружие забирал. А отдавал — Олесинов. Может, у них одинаковые пуховики!
— А что такое лицо европейской народности?
— Не знаю, это следователь писал! Я подписал только.
Более того, как выяснилось при оглашении материалов дела и подтвердил сам потерпевший, в ходе допроса следователь показал ему фото из картотеки ОМВД «Басманный» Алексея Олесинова по кличке Шкобарь (!). Затем, на опознании по фото, Соловьев без труда опознал по фото понятно кого.
Есть вопросы и по опознанию по фото Алексея Сутуги в апреле 2012 года.
— Почему в протоколе опознания по фото вы не указали отличительные черты, по которым узнали Сутугу?
— Я не знаю. Видимо, у него нет особых отличительных черт, татуировок, например, на открытых местах. Просто лицо запомнил и все.
— Понятно. Только у него есть татуировки на голове и на руках!
Ну а на сладкое адвокат Дмитрий Динзе заявил ходатайство о приобщении к материалам дела результатов независимой почерковедческой экспертизы по адвокатскому запросу. По результатам экспертизы, только одна из подписей на протоколе допроса принадлежит непосредственно Дмитрию Соловьеву, остальные — иному лицу. Судья Дударь ходатайство удовлетворила.