Ходорковскому повезло, с ним рядом оказались порядочные и самоотверженные люди. Да и его собственный анализ пенитенциарной системы написан с глубоким знанием дела. Все вокруг, прочитавшие его книгу «Тюрьма и воля», отмечают этот момент. Но еще более интересны мысли Ходорковского в отношении общественно-политического развития. Конечно, сложно поверить, что экс-олигарха могут интересовать такие вопросы. Но тюрьма – не фокус: тут и за несколько месяцев можно прозреть капитально, а за десять лет – заново родиться.
Оценки Ходорковского по состоянию общества и власти очень реалистичны и резки: нет того «деликатного» обволакивания» присущего оппозиционным политикам. Тюрьма отрезвляет, заставляет смотреть на вещи без самоцензуры.
«Наше общество в крайней степени «атомизировано» Мы не привыкли доверять друг другу, действовать без орг.усилий власти, совместно защищать свои права. Общество не имеет соответствующих структур и институтов…Отсутствие сильных «горизонтальных» связей создает серьезнейший риск для будущего страны».
«Власть рассматривает независимые общественные институты исключительно как конкурентов, которыми они, несомненно, являются».
«Здесь между словами и делами, как правило, пропасть; полностью уничтожено понятие «репутация»; здесь лгут «на автомате», не задумываясь о последствиях» «Если только можно кинуть – надо кинуть» — обычный подход заполнивший все сферы общества.
Также, Ходорковский четко выделяет признаки автократизма, которые частенько ошибочно отождествляются только с либеральной системой.
В первую очередь, принятие закона в качестве высшего авторитета государственного управления. Автократию и либерализм различает источник принятия законов, а не уровень их исполнения. Для либерализации этот источник – полноправный парламент, для автократии – исполнительная власть.
Вторым признаком идет разделение ветвей власти. Автократия чаще всего вводит в свою систему все республиканские институты, но придает им лишь «декоративный» характер. И, в-третьих, легитимизация власти через всеобщие и равные выборы, то есть глобальное шоу, призванное привит режиму право коллективной воли.
Результатом такого устройства Ходорковский справедливо считает:
— «…ограничение вертикальной мобильности и подавление гражданской самоорганизации»;
— «…управленческий застой на «верхних этажах», с фиксацией однажды накопленного потенциала и его постепенной деградации. По мере старения людей, их отставания от современных тенденций, да и простой человеческой усталости;
Одновременно происходит «выбивание» инициативных кадров со «второго» и «третьего» этажей для предотвращения возможной конкуренции и нелояльности «…подавление гражданской самоорганизации – снижает потенциал общества в целом, особенно в части его готовности к инновациям».
Другими словами, автократия костенеет, становится неповоротливой. Но особенно важно такое следствие: «Желание же верить только привычному, тому, что позволяют донести «придворные», а также их оценкам – еще один из пороков, имманентно присущих авторитаризму на его зрелой стадии».
Таким образом, автократия со временем все больше и больше живет в информационно-искаженном микроклимате, отделяясь все дальше и дальше от реальности. Не это ли отчетливо проступает с каждым днем?
Вот как Ходорковский характеризует бюрократию: «Они готовы подкармливать население подачками, устраивать для него зрелища, находить врагов внешних и внутренних, но они категорически всеми силами противостоят пробуждению общественной активности, попыткам людей самостоятельно решать свои проблемы, самоорганизовываться, защищать свои права вместе, принимать реальное участие в делах государства, страны».
Логическим итогом автократии в России Ходорковский видит резкое крушение режима. «Кончится все внезапно. Закостеневшая система пропустит какую-то кризисную ситуацию, которая и взорвет котел. Локально-дворцовый переворот или глобально-массовые забастовки, перерастающие в революцию. Это – учебник».
В отличие от привычных либералов, видящих только в парламенте решающий фактор, Ходорковский делает большой акцент на гражданскую активность «снизу»:
«Сегодня нам необходимо пронизать все общество массой связующих «ниточек», повысить взаимное доверие граждан, создать и укрепить независимые институты…» «Значительные издержки, связанные с запуском механизмов самоорганизации, весьма быстро будут компенсироваться повышением качества управленческих процессов за счет усиления обратной связи».
Особенно поразительны его экономические убеждения – отрицание массового потребления (!), погони за ВВП (!!!). Вот, например: «Сегодня в западном мире остается, а во всем прочем – принимается т.н. «потребительская парадигма». То есть, целью и критерием развития считаются объемы потребления».
«Экономика (знаний) не нуждается в мощностях по массовому тиражированию индустриальных товаров,… в стимулировании граждан к демонстративному, бессмысленному потреблению материальных ресурсов».
«Мы должны убедить людей стремиться не к расширению потребления материальных ресурсов, а к созданию для себя высокого качества жизни. Причем, качества жизни в новом, современном, «интеллектуальном» понимании. В частности, именно поэтому я считаю образование самоценностью. Уверен, что получение действительно высшего образования 80% граждан – достижение более важное и нужное, чем восьмидесятипроцентная автомобилизация». «И дворник, и кочегар, и токарь могут быть высокообразованными людьми с широкими интеллектуальными запросами, реализующими свой творческий потенциал в иной форме, за пределами работы».
Очевидно, что для неолиберальной экономической модели такие идеи – нонсенс. Ведь во главу угла рыночный капитализм всегда ставит рост производства и потребления. Даже образование сегодня рассматривается с точки зрения последующих преимуществ на рынке труда, но не как способ саморазвития личности.
Сама идея максимального удовлетворения физиологических, материальных, сексуальных и иных базовых потребностей превосходно раскрыта в антиутопии Хаксли «О, дивный новый мир!». Абсолютно счастливое общество, где жители в ежедневной развлекательной и наркотической эйфории в принципе не осознают своего рабского положения. Недовольные тихонько изымаются.
Конечно, радует тот факт, что современные демократические мыслители уже не довольствуются идеей «потребительского» рая. Все больше приходит понимание того, что истинное развитие общества означает всестороннюю реализацию личностью высших потребностей: культуры, познания, творчества. Однако, увы, даже в западном мире эти ценности удовлетворяются неважно. Согласно американскому психологу Маслоу, средний гражданин осуществляет физиологические потребности на 85%, потребности в самосохранении – на 70%, в любви – на 50%, в уважении – на 40%, а в самоутверждении – только на 10%.
Безусловно, западное общество выглядит демократичным по форме и лозунгам. Также, оно привлекательно по достигнутому качеству жизни. Но определяющим фактором является суть, а не форма. Еще свежи воспоминания, как в СССР под лозунгами о «коммунистическом рае» выросла жесточайшая тоталитарная империя. Необходимо пристально взглянуть на суть демократической идеи.
Ходорковский выделяет из демократии две порочные ветви: популизм и охлократию (право толпы определять и повестку дня, и конкретные цели, и методы достижения этих целей). В широком смысле этим термином обозначают невежество, беспредел большинства, его низменность и раболепие.
Популист стремится получить власть во что бы то ни стало. Популист спекулирует на темах общественных проблем, раздает обещания направо и налево, без зазрения совести манипулирует чувствами и стереотипами людей. Для популиста нет моральных принципов и идейной последовательности. Власть – его единственное желание, цель и закон.
Под правильной демократией Ходорковский подразумевает «меритократию». Другими словами, управление страной – призвание интеллигенции и бизнесменов, т.е. представителей образованных и деловых кругов. Таким образом, политика сводится все-таки к парламентаризму.
Но действительно ли парламентская система ведет к правлению просвещенных и ответственных? Присмотревшись, можно увидеть, что и «популизм» и «охлократия», и «меритократия» — разные грани одного и того же режима. Бизнескратии.
Избирательное право дается каждому взрослому гражданину. Однако, большинство, чего уж замалчивать! — участвует в общественной жизни один раз в несколько лет на выборах, когда наступает время опустить бюллетень в урну. Лишь немногочисленное меньшинство действительно вдумывается в политические программы кандидатов. Большинство же голосует сердцем. Даже, если 40% избирателей вдруг отнесутся к выборам со всей серьезностью, то остаются еще 60%, которым проголосовать – все равно, что купить безделушку в супермаркете.
Политики всех мастей этот феномен прекрасно понимают. Поэтому, их полит.технологи гораздо больше внимания уделяют воздействию на иные, неполитические мотивации граждан. Куда эффективнее завоевывать не разум, а чувства и подсознание избирателя. Обычная предвыборная стратегия – проявлять участие к наиболее волнующим население вопросам; подстраивать свой имидж под психологические ожидания электората. Выступая в СМИ, кандидаты должны следовать целой науке обаяния: выполнять специфические требования к телодвижениям, голосу, мимике. Например, знаменитые теледебаты Кеннеди и Никсона. Исследования показали, что американцы, слушавшие дебаты по радио, сочли победителем Никсона. Те же, кто смотрел ТВ – Кеннеди. Вот она, сила телекартинки! Буш-младший, находясь перед теле- и фотокамерами, всегда стремился занять позицию слева. При последующем рукопожатии этот маневр позволял ему зафиксировать свою ладонь над ладонью оппонента (для стороннего взгляда). Такое положение руки воспринимается зрителем как доминирование в ситуации. Даже такие банальности, как погладить кошечку, взять на руки ребенка или выступление поп-звезды на агит.концерте влияют на рейтинг гораздо больше, чем рациональные идеи. Такая система подходит разве что для определения какой-нибудь мисс мира, но не для управления страной! Политик, пренебрегающий популизмом, никогда не победит на выборах.
Поэтому современный избирательный процесс сводится к конкуренции команд политтехнологов. Та команда, которая имеет лучшее финансирование, нанимает лучших специалистов и, соответственно, побеждает.
Перефразируя классиков, так и хочется воскликнуть: «А деньги чьи?». Необходимые средства имеют лишь бизнес-ассоциации. Посредством выборов происходит передел сфер влияния в экономике, как в 90-х посредством бандитских разборок. Мирный путь? Что ж, похвально. Но где тут демократия?
Более того, победа корыстных и беспринципных людей – лишь пол-беды. Все же бюрократия зиждется на конкуренции многих и многих представителей капитала. В ходе этой конкуренции существуют какие-то права; сама конкуренция требует некоторого диапазона свободы. Однако, куда большую угрозу Свободе представляют политические авантюристы со скрытой манией величия, идущие в президенты или парламент. Именно так – через выборы, без революции! – к власти пришел Гитлер.
Парламентаризм в условиях массовой потребительской культуры и экономической конкуренции капитализма изначально содержит в себе зародыш авторитарного перерождения. В период очередного кризиса амбициозный популист харизмой и ложью имеет все шансы завоевать охлос. Финансовую поддержку ему оказывает крупный бизнес, имеющий склонность к монополии. Ведь через «карманное» правительство монополисты душат малый и средний бизнес в свою пользу. Поначалу все происходит аккуратно, но как только новоявленный фюрер укрепляет свое положение в системе власти, он разрушает сами правила. Так бизнескратия превращается в автократию.
Как быть? Ведь получается, что на одном полюсе находится автократия с ее несвободой, ложью и деградацией, а на другом – бизнескратия с ее изворотливостью, полуправдой, корыстью. Причем, и те, и другие непременно «демократии».
В общем, я не вижу принципиальной разницы между охлократией, популизмом и меритократией: это лишь разные звенья одной цепочки, утонченное шоу и игра в демократию. К тому же Ходорковский, на мой взгляд, делает еще одну важную ошибку: недооценивает стойкости автократии как долгосрочной системы.
«Авторитарная модель, в отличие от модели демократической, не предусматривает возможности смены верхушки политической элиты, находящейся у власти». Опасность этого утверждения в том, что оно пророчет неизбежное крушение всякой автократии, дескать, и само собой все рухнет рано или поздно. Так ли это? На данный момент авторитарный Китай демонстрирует обратный пример: он меняет высшее руководство раз в 10 лет партийной установкой! Кроме того, Китай сделал так, что либеральные теоретики считают невозможным: соединил автократию в политике с рыночной экономикой! И пока что только и делает, что развивается. История учит не только распознанию лжи и тупиковых ходов. Она также преподает уроки жизнестойкости и изощренности для автократии. Деспотия способна к самосовершенствованию.
Предлагаю заглянуть в саму суть понятия «демократия». Каждый человек рождается свободным и равным в своих правах и достоинстве. Человеческое общество свободных и равных образует народ. Только народ имеет право управлять самим собой: демократия – есть народовластие. Это – азы естественного права, принадлежащего человеку от рождения. Но кто сказал, что народовластие обязано осуществляться путем арифметического сложения голосов? Народ – вовсе не механическая совокупность отдельных граждан-атомов. Народ – органическая система тысяч взаимодействий между людьми.
В реальной жизни в любом коллективе есть степень доверия и личная репутация. К мнению знающего и проверенного человека прислушиваются особенно. Дело доверят наиболее ответственному и честному. А к кому может прислушаться безликий охлос? В сообществе, пронизанном «горизонтальными» связями, один человек способен десятки, группа – тысячи. Но не больше! Чтобы достигнуть влияния на миллионы, потребуется множество одномыслящих личностей и групп.
Увы, но массовые выборы лишь разъединяют людей, разрывают устоявшиеся взаимосвязи, социальный микроклимат коллективов. Людей убеждают обратиться к государству, а не друг к другу. Человек останется один на один с государственной машиной, предлагающей довериться безликим партийным спискам или незнакомым людям с агитационных плакатов. Это ли настоящее доверие?
Избирательный процесс выталкивает человека из естественной среды принятия решений. Эффект толпы отупляет, делает отдельного человека податливым к внушению и падким на обещания. Тем самым перед избирательными урнами формируется обработанный охлос, а не сознательные граждане с индивидуальным мнением. Не случайно, согласно статистике 10% (!) избирателей подвергается «шоку кабины для голосования», изменяя первоначальному решению. Каждый десятый!
Завлекая человека через лесть, выборы играют на чувстве собственной значимости личности, создают иллюзию принятия важного решения. Так, люди, обычно далекие от всякой общественной жизни, вдруг образуют огромную толпу для участия в резком, дивном реалити-шоу. Сколько раз мы слышали: «Этот — вроде бы честный», «кажись, нормальный мужик» или «тот симпатичный, лицо – умное и доброе»! Именно в такой ситуации – концентрации охлоса – популисты занимаются своими манипуляциями, набирают очки-голоса. Сплоченный коллектив обмануть тяжело, а толпу – проще простого.
Что имеем в результате? Перераспределение сфер влияния между кланами власть имущих и бизнеса, народу достается лишь куцая подачка. А чиновничья вертикаль, составляющая государственный организм, остается той же самой; перестановки наверху никак не задевают бюрократическую армию с ее собственным мышлением и привычками. И всегда существует опасность прохождения очередного ефрейтора в фюреры. Массовые выборы растлевают народ, а парламент – ворота тирании.
Как же реализовать демократию, раз парламентаризм не соответствует всем критериям народовластия? Предлагаю обратиться к опыту мировой истории. Вот что пишет П.А.Кропоткин в своем очерке «Государство и его роль в истории».
«История не представляет одной непрерывной линии развития. Египет, Азия, берега Средиземного моря поочередно пребывали очагами исторического развития. Каждый раз развитие начиналось с первобытного племени; затем оно переходило к сельской общине; затем наступал период великих городов, и, наконец, централизованного государства, во время которого развитие продолжалось некоторое время, но затем замирало до полного крушения цивилизации. Такой путь прошли и Греция и Рим. В период вольных городов античная цивилизация достигла своего полного расцвета».
Сегодня мы восхищаемся античной философией, искусством и демократией. Колыбель демократии – древнегреческий полис, который представлял собой регулярные собрания граждан для решения важнейших вопросов. Но что осталось от тех цивилизаций после завоевания их тиранами? Разруха.
«На осколках античности кельтские, германские, славянские и скандинавские племена зародили новую европейскую цивилизацию. Пройдя путь от племен до вольных городов, Европа вступила в эпоху Возрождения. Она подарила нам тот славный расцвет человеческого ума, о котором свидетельствуют все памятники архитектуры, широкое развитие искусств и открытия, положившие основания нашему естествознанию».
Что такое устройство вольного города? Каждая городская улица представляет собой базовую земельную единицу; она имеет свое народное вече, выборного старосту, третейский суд, собственную милицию, даже знамя и печать. Улицы кварталов и ремесленные гильдии образуют городской союз, в ратуше заседает совет делегатов. Формируется общая касса, выбираются судьи. Права и обязанности горожан закрепляются в городской Хартии.
Вольные города объединяются в крупные федерации. Например, Ломбардская Лига включала все города Северной Италии с федеральной казной в Милане. Другие федерации, как Тосканский Союз, Рейнский Союз (включавший 60 городов), федерации французских, богемских, сербских, польских, литовских, русских городов, покрывали собой всю Европу. Широко известный Ганзейский Союз обнимал города Скандинавии, Северной Германии, Польши, России вокруг балтийского моря. На нашей земле, исторической Литве – вольные города раскинулись особенно широко. Наши земли стали восточной границей европейского Ренесанса и Реформации. Намного раньше других народов нашим великим земляком была напечатана Библия, написана и издан на белорусском языке Статут Великого Княжества Литовского. Великие князья были вынуждены давать городам т.н. «магдебургское право», признавая тем самым местное самоуправление. Не потому ли средневековая Литва – с ее городской вольницей — наголову превосходила Россию с ее царской дисциплиной?
Посмотрим на Швейцарию; эта страна сумела создать федерацию разноязычных городов и сельских областей (кантонов), и сохранить независимость, не изведав королевской власти. Дух самоуправления там силен до сих пор, и нынче Швейцария, пожалуй, самое приятное место для жизни.
А что же парламент? Всего лишь блеклое подобие настоящей, прямой демократии. Местное самоуправление – не говоря уже о федерациях! – для парламента первый конкурент, еще более ненавистный, чем автократия. Потому что граждане, попробовав личное участие в самоуправлении, быстро осознают, что лучше их самих никто не сделает жизнь лучше.
Лучшая демократия – это прямая демократия. Свободное собрание — гражданский форум – основа истинного волеизъявления, залог честного контроля за исполнением общественных решений. Для Форума нужен Демос, для парламента – только Охлос. Какая демократия лучше? Решать только самому.
Игорь Олиневич