Мы решили поделиться длинным и обстоятельным текстом от Crimethinc, переведённым и опубликованным на сайте Анархия Сегодня.
Статья подробно описывает европейский и северо-американский политические климаты, в рамках которой репрессивные органы планируют и осуществляют репрессии против анархистов и всего анти-авторитарного движения как такового. Специфической характеристикой многих полицейских операций последних двух десятилетий является тенденция террористических обвинений. Что нам может рассказать анализ 10-летней истории полицейской операции «Tarnac»? Чему мы можем научиться из него сейчас, когда в России происходят наиболее жётские полицейские репрессии и провокации за последнюю пару десятилетий, а само российское государство отчаянно цепляется за бразды правления, усиливая контроль и хватку по отношению ко всем, кто не согласен?
Спустя десять лет дело «Тарнак” подошло к концу во Франции
В 2008 году французское государство обвинило “Тарнакскую десятку” в терроризме, обвиняя их в том, что они сформировали “группу ультралевых, автономного типа, поддерживающую связи с международными экстремистскими движениями.”(1) После десятилетнего мытарства оставшимся подсудимым вынесли окончательный приговор 12 апреля 2018 года.
Все подсудимые были признаны невиновными по обвинениям в саботаже, беспорядках и заговоре; обвинения в терроризме были сняты гораздо раньше. Кристоф Бекер был приговорен к шести месяцам испытательного срока за хранение поддельных удостоверений личности и штрафу в размере 500 евро за отказ предоставить образец ДНК властям. Жюльен Купа и Илдюн Леви также были признаны виновными в отказе дать ДНК, но их не касается приговор из-за срока давности. Учитывая, сколько французское государство вложило в это дело, это была огромная победа для подсудимых.
Что мы можем узнать из этого отрезка, в котором несколько человек прошли через довольно долгий судебный процесс по терроризму? Давайте рассмотрим предысторию этой истории, детали дела и его значения для будущего.
Все неурегулированные долги истории
По мере того, как в Европе терпели крах народные движения, в 1970-х годах, сформировались антиимпериалистические группы вооруженной борьбы, в том числе “Аксьон Директ” во Франции и известная “Фракция красной армии” (RAF) в Германии. Взятие государства в симметричной войне оказалось обреченным делом; к началу 1990-х годов все, что осталось от этих групп, было репрессированно аппаратом, созданным государством в ходе их уничтожения. Капитализм, по-видимому, одерживает вечную победу, и лишь немногие признаки восстания, наблюдаются в ключевых странах. Тем не менее, в Соединенных Штатах и во Франции несколько странных молодых людей начали читать ситуационистов и планировать свой побег из 20-го века.
В Соединенных Штатах в середине 1990 – х годов появился CrimethInc ex-Workers Collective, децентрализованная сеть стрямищихся к революционному исключению, чья публикация «Дни войны, ночи любви» перевернула традиционную революционную догму. За океаном появился таинственный обзор “критической метафизики” под названием Тиккун (Как делать; Теория молодой девушки), выступающий за создание общества по продвижению криминалистической науки, который пересматривает концепции мыслителей, таких как Делез и Фуко, которые уже давно были нейтрализованы академическими кругами.
Вскоре после этого, к всеобщему удивлению, так называемое антиглобалистское движение спровоцировало самые ожесточенные столкновения в Европе за последние десятилетия. Во Франции после протестов против саммита “Большой восьмерки” в 2001 году появился загадочный анонимный текст под названием “Призыв”, требующий “нового вида Интернационала, который не допустит тех же ошибок, что и старый.”
Осенью 2005 года, в преддверии глобальной волны восстаний, которые должны были начаться после греческого восстания, во Франции произошла вспышка беспорядков в banlieues, за которой последовало мощное студенческое движение против Contra première embauche (CPE). В 2007 году “Грядущее восстание” Невидимого комитета штурмом охватило французскую радикальную среду так же, как “Дни войны, ночи любви” взяли Североамериканскую среду. За семь лет, которые разделили эти две книги, восстание приобрело более острый край: массовый исход, больше не означал просто выйти из контуров обратной связи, которые воспроизводят индустриальный капитализм, а вступление в открытый бой.
Когда революционные идеи быстро распространяются по всему обществу, те, чья задача состоит в том, чтобы сохранить преобладающий порядок, начинают беспокоится. Похоже, что французское государство решило использовать ту же стратегию репрессий, против этих новых движений, вдохновленных анархистами, которая была столь эффективна против вооруженных групп в 1970-х годах. Более гибкая структура анархистских сетей затрудняет для государства определение точного членства и руководства этих групп, но для властей нет ничего невозможного, если они готовы быть недостаточно честными. В 2008 полиция и разведывательные службы осуществили одну из крупнейших контртеррористических операций, когда-либо координируемых на французской земле. Французская антитеррористическая полиция (SDAT) арестовала девять молодых людей, а затем добавила ещё одного для ровного счёта. Министр внутренних дел Мишель Аллиот-Мари заявила о своей победе, заявив, что «внутренний круг» Невидимого комитета теперь арестован, и их глава, Жюльен Купа (бывший соучастник Тиккун), были отрезаны от структуры. Если бы только подавить восстание было так легко!
Десять лет спустя то, что казалось невозможным, уже произошло. Общепризнано, что капитализм находится в состоянии окончательного краха; предложения, которые казались возмутительными в конце 1990 – х годов, теперь считаются само собой разумеющимися. 12 апреля 2018 года уже не совсем молодые люди, обвиняемые в формировании заговора с целью свержения капитализма, услышали свой окончательный вердикт за то, что они были буквально «ассоциацией правонарушителей».(2)
Британский тайный агент внутри антиглобалистского движения
Когда мы организуем демонстрации, обсуждаем теорию анархизма и занимаемся прямым действием, легко понять, что наши индивидуальные усилия малоэффективны. Но дело Тарнака подтверждает, что руководители мирового капитализма очень серьезно относятся к возможности того, что наши действия – и даже наши слова – могут изменить мир.
На саммите «Большой восьмерки» в 2001 году столкновения на улицах Генуи достигли такой высоты, что итальянская полиция открыто убила участника черного блока Карло Джулиани. Чтобы не допустить повторения подобных восстаний, европейские правительства установили новые соглашения об обмене разведывательной информацией и внедрили долгосрочных тайных агентов в анархистское движение с целью не допустить международные антикапиталистические протесты.
Британская разведывательная служба проникала в радикальные круги как минимум с 1960-х годов, но приток людей, которые только недавно стали интересоваться сопротивлением, дали им новую возможность. Длинноволосый и татуированный радикал, называющий себя «Марк Стоун», появился на протестах против саммита ЕС в Дублине, где он принял участие в конфронтации с полицией. Его настоящее имя – Марк Кеннеди; он был тайным полицейским агентом из отдела разведки службы национального общественного порядка. Спецслужбы поставили ему задачу проникнуть в анархистское крыло антиглобалистов и экологических движений.
Было бы полезно провести сравнительное антропологическое исследование полиции разных стран. Полицейские инфильтраты в Соединенных Штатах стремились получить немедленные результаты, заманив протестующих и обвинив организаторов протеста, таких как RNC 8, в «заговоре с целью организации беспорядков и содействии терроризму». Напротив, британская разведка, опираясь на свой опыт с Ирландской республиканской армией (ИРА), использовала тайных полицейских в течение длительного периода времени для составления карт социальных сетей, которые мобилизовали антиглобалистские и экологические протесты вокруг движения Earth First! в Великобритании.
Все тайные полицейские в мире не могут остановить протест, если его время наступило: Марк Кеннеди и его хозяева не смогли предотвратить протесты против «большой восьмерки» в Великобритании, как мы описали в статье «Невозможно остановить хаос». В то время как Марк Кеннеди сосредоточил внимание Лондонской Столичной Полиции на аресте WOMBLES в пабе в Глазго, он полностью пропустил прежде всего немецкий черный блок, который появился из, казалось бы, мирного эко-хиппи-лагеря за пределами Стирлинга и причинил разрушения. Чтобы это не повторилось в будущем, ему было приказано проникнуть в печально известное движение German Autonomen, которое должно было сыграть ключевую роль в G8 2007 года в Хайлигдамме, Германия. Получив доверие известных немецких анархистов, серьезно относящихся к безопасности, после того, как он сжег автомобиль, он обратил свое внимание на группу французских революционеров, в том числе на Жюльена Купа, участника Тиккуна.
В январе 2008 года Марк Кеннеди появился в Нью-Йорке на международной дискуссии о будущем социальных движений. Его целью были Жюльен Купа и Йилдун Леви. В этих дискуссиях основное внимание было сосредоточено на том, как захватить социальное пространство, в этом была острая необходимость в Нью-Йорке, которая предвосхитила #occupy. В тот же Нью Йорк прибыли японские интеллектуалы, которые были заинтересованы в организации протеста против глобализации на «Большой восьмерке» в Японии. Марк Кеннеди поступил в ФБР, чтобы помочь им следить за Жюльеном и Йилдун.
Основываясь на телевизионном заявлении начальника полиции Нью-Йорка, выяснилось, что полиция считала, что Жюльен и Йилдун могли быть связаны с «бомбистами на велосипедах на Таймс-сквер», но, как оказалось, ни один из них не был в США во время атаки. В следующем году полиция обыскала дом, принадлежащий анархистам в Нью-Йорке, но обыск не дал никаких полезных доказательств. Даже ФБР в конечном итоге потеряло интерес.
Между тем, французская полиция погрузилась в состояние паранойи, поскольку «Большая восьмерка» 2011 года должна была проходить в городе Довиль, Франция, и власти были в ужасе от массового черного блока, выходящего на улицы. Французская полиция обратила внимание на группу молодых людей, которые создали общину в отдаленной деревне Тарнак.(3) Они решили, что оттуда подрывной вирус сможет распространиться по всей Франции.
Антитеррористический полицейский удар
Как старый король в пьесе Шекспира, государство было в ужасе от собственной гибели. Ален Бауэр, главный теоретик аппарата безопасности, обнаружил «Грядущее восстание» и разослал 40 экземпляров полицейским силам, утверждая, что книга представляет собой повторное появление левых групп вооруженной борьбы, которые, по мнению полиции, потерпели поражение в 1970-х годах. Президент Саркози объединил международную антитеррористическую группу DST (Direction de la Surveillance du Territoire) и внутренние Renseignements généraux в единое новое разведывательное агентство DCRI (Direction centrale du renseignement intérieur). В этом новом симбиозе оба агентства ненавидели друг друга и начали бороться за власть. Чтобы люди серьезно относились к Renseignements généraux, они должны были доказать, что действительно существует серьезная угроза внутренней стабильности Франции.
Французское государство решило, что дебютная партия нового французского ФБР, DCRI, будет состоять в том, чтобы ликвидировать новую «анархо-автономную» террористическую ячейку. DCRI подготовил для SDAT (антитеррористическое подразделение) работу – провести аресты по всей Франции 11 ноября 2008 года.
Повод, выдвинутый государством, состоял в том, что на четырех линиях французской национальной системы поездов SNCF вечером 7 ноября был проведен скоординированный саботаж , с испольованием тактики немецкого автономного движения, в которой саботажник размещает железный коготь на электрические линии железной дороги, так что коготь «отключает» электричество поезда. Предполагаемый саботаж произошел в тот день, когда печально известные касторские ядерные поезда перевозили ядерные отходы из Франции для захоронения в Западной Германии. Местные фермеры и различные немецкие движения неоднократно протестовали против этих ядерных отходов. В тот же вечер, когда железнодорожные линии во Франции были закрыты, на немецком языке было отправлено в газеты коммюнике с призывом к антиядерным действиям.
Французская полиция утверждает, что 18 полицейских следило за Жульеном Купа и Йилдун Леви 7 ноября, начиная с 10 часов утра. Надзор был таким тяжелым, что уставшие от гнетущей атмосферы, созданной полицейским эскортом, они оба покинули Париж в надежде получить некоторое время для себя. Началась игра в кошки и мышки, когда молодая пара попыталась оторваться от полиции, которая сидела у них на хвосте. Они остановились поесть пиццу, затем попытались найти гостиничный номер, но все отели были полны. Они решили немного поспать в своей машине, а затем поехали обратно в Париж.
В Руане, в Нормандии, полиция наблюдала за хорошо известными коллективными домами и заметила, что вечером 7 ноября таинственным образом покинули свой дом Матье Бурнель, Ария Томас, Бертран Дево и Эльза Хаук. Бенджамин Розу, Манон Глиберт и Габриель Галлез также были арестованы полицией, когда они спали в своей машине 7 ноября.
Три дня спустя, 11 ноября, антитеррористическая полиция штурмовала Тарнак, в операции участвовали вертолеты и сотни полицейских. Они арестовали Жюльена, Манон, Габриель и Бениамина; с помощью аналогичной операции захватили Матье, Арию, Эльзу и Бертрана в их коллективных домах в Руане. Йилдун была арестована в Париже. Министр внутренних дел Мишель Аллиот-Мари вышла на сцену, чтобы объявить СМИ о своей победе, заявив, что полиция остановила террористическую ячейку, которая готовилась насильственно свергнуть государство.
Тарнакскую девятку обвинили в том, что они были частью ассоциации правонарушителей связанной с террористическим предприятием (assocation de malfaiteurs en relationship avec un enterprise terroriste). Эквивалентом в американском или британском законодательстве будет заговор с обвинениями в терроризме. Число подсудимых было увеличено до десяти после ареста Кристофа Беккера в Тарнаке за создание документов, найденных на компьютере Манон Глиберт. Компьютер был изъят при захвате дома.
Государство считало, что ему теперь ничего не угрожает, и все же никакая тайная полиция и упреждающие аресты не могут долго удерживать умирающий порядок.
Восстание начинается
«Все знают, что оно вот-вот взорвется!», скандировали участники оккупации на импровизированной вечеринке в Нью-Йорке по поводу выхода в Barnes and Noble перевода на английский язык The Coming Insurrection.(4)
И взрыв действительно прогремел. В то время как антитеррористическая операция обезвредила тех, кого считали вдохновителями новой террористической сети по всей Франции, финансовый кризис 2008 года поставил мир в ситуацию глобального кризиса, подчеркнув, что наибольший риск для человечества – это не те, кто угрожает системе, а сама система. По мере усиления ненависти к банковской системе в Европе вспыхивали беспорядки, как пламя из коктейля Молотова. Хотя не было никакой международной варварской орды, готовой снести ворота «большой восьмерки» в Довиле, это было потому, что никто кроме полиции просто даже не думал об этом: «Большая восьмерка» была явно бессильна перед лицом общего финансового кризиса и все более децентрализованных волнений.
Между тем обвиняемые из Тарнака были заключены в тюрьму в качестве политических преступников и террористов. Некоторые арестованные были освобождены быстро, а другие провели в тюрьме несколько месяцев. Обвиняемый «начальник террористического предприятия» Жюльен Купа был за решеткой дольше всего, он провел более шести месяцев в тюрьме, прежде чем общественный протест по поводу все более явной слабости обвинения окончательно заставил власти освободить и его. Это отражало сложности, связанные с предъявлением обвинений в терроризме в отношении белых людей: вполне вероятно, что мусульманин, обвиняемый в терроризме в те дни, оставался бы в тюрьме намного дольше.
Неожиданная дружба расцвела во время заключения между арестантами; Бенджамин Розу подружился с Мака Канте из Вилье-ле-Бель, которого обвинили в стрельбе по полиции во время столкновений 25-26 ноября 2007 года. В Вилье-ле-Бель разразилось открытое восстание против полиции после убийства офицерами полиции двух молодых местных жителей. Несмотря на их разницу, «анархист-автономист» из семьи среднего класса в Бретани и африканский иммигрант второго поколения нашли общее дело: «Nous savons que nous sommes toujours plus nombreux, deusus horizons, déterminés à ne pas les laisser marcher sur nos têtes”.(5)
Во всем мире, от России до США появились группы солидарности. В Греции рядом с официальным французским административным зданием, которое атаковали с молотовым, появились граффити «От Тарнака до Афин, восстание началось». Продажи «Грядущего восстания» взлетели до 80 000 экземпляров, причем английский перевод рекламировал правый радиоведущий Гленн Бек, который заявил, что это «злая книга», но «важно, чтобы вы это прочитали».
В ответ государство сделало все возможное, чтобы изолировать Тарнакскую десятку друг от друга даже после того, как они были освобождены из тюрьмы, установив строгие правила несоблюдения. Этими мерами судебные власти ограничили их передвижения небольшим географическим районом. В некотором смысле, более унизительно и скучно быть под домашним арестом в изолированной резиденции ваших родителей, чем находиться в тюрьме, где вы можете брататься с другими жертвами государства. Однако каким-то образом идея Тарнака как коллективного политического проекта сохранилась, так как товарищи из удаленных мест, таких как Швейцария и Италия, перебрались в этот крошечный город, чтобы проект Magasin General оставался открытым.(6)
В декабре 2009 года Тарнакская десятка решила умышленно нарушить режим, запрещающий общение, объявив в Le Monde, что они больше не будут соблюдать его. Адвокат, представляющий их, официально обратился в Апелляционный суд с просьбой о снижении ограничений, но они смело опубликовали свое заявление за два дня до этого.
Но то, что мы отвергаем прежде всего, – это роль врага общества, то есть, в основном, роль жертвы, которую они хотели заставить нас играть. И, если мы откажемся ее играть, мы сможем возобновить бой. «Мы должны чувствовать себя не дичью, на которую охотятся, а бойцами, которые действуют по собственной инициативе, – сказал Жорж Гингуэн в похожих обстоятельствах», написали они в заявлении для Le Monde.
В то время как Жюльен, Бенджамин, Манон и Габриель вернулись в Тарнак, силы, которые начинали операцию, начали разваливаться. В Англии Марк Кеннеди был идентифицирован в качестве тайного полицейского в 2011 году, когда его партнер-активист обнаружила его реальный паспорт, а позже обнаружила свидетельство о рождении, где была указана профессиея отца – «полицейский». Перед своими старыми друзьями Марк Кеннеди заявил, что раскаивается и даже предложил помочь снять обвинения по предыдущим судебным делам, в которых он принимал участие. Потом последовал уникальный английский секс-скандал, охвативший Лондонскую столичную полицию и нарушивший тайные операции по проникновению в социальные движения, которые велись с 1968 года. Марк Кеннеди не был другом Тарнакской десятки. Он намекнул, что необходимость прекратить их деятельность оправдывает его другие менее славные тайные действия, например то, что он под своей ложной идентичностью занимался сексом с участницами движения.Когда в бывшей французской колонии в Тунисе началась арабская весна, министр Мишель Аллиот-Мари предположила, что тот же опыт борьбы с повстанцами, который применялся в Тарнаке, может быть экспортирован в Тунис – наряду с небольшим количеством слезоточивого газа – чтобы помочь подавить беспорядки. Когда общественное сочувствие обратилось в пользу арабской весны, она была вынуждена уйти в отставку; Саркози проиграл французские выборы в 2012 году социалисту Франсуа Олланду, представителю от Корреза, административному подразделению Франции, которое включает Тарнак. В заявлении, озаглавленном «Париж, Техас», участники Тарнакской десятки писали, что Саркози должен вернуться к своим хозяевам в Соединенных Штатах таким же образом, как это сделал Мубарак, когда он бежал в Саудовскую Аравию во время арабской весны: «Г-н Президент, в Техасе есть ранчо, и ваш самолет ждет вас в аэропорту Вилакубле».Полицейские работали в состоянии полной паранойи. Кристиан Бише, один из офицеров, которые наблюдали за Тарнакской десяткой по крайней мере с 2007 года, открыл не менее семи разных блогов, где лично нападал на них. Нападения этого особо разочарованного интеллигентного полицейского были настолько ядовиты, что, похоже, они пришли от разочарованных бывших товарищей из анархистской среды. Этот полицейский сформировал поддельные группы поддержки, чтобы получить имена сторонников, написал письма поддержки действительным комитетам поддержки и начал распространять доказательства глобального заговора в газетах. Когда Бише был раскрыт, Бише был снят с должности и отправлен заниматься полицейскими архивами.Один из главных свидетелей обвинения, местный фермер, обвинивший Тарнакскую десятку в сжигании зданий для безработных и подготовке к вооруженной борьбе, не только признал, что подписал показание, в котором эти обвинения содержались под давлением полиции, не прочитав его, но он также казалось, потерял рассудок. В несвязанном случае ему предъявили обвинение в том, что он создавал угрозы в том числе и для себя. Достаточно подобных доказательств! Как бы ни стремились власти сфабриковать дело о мятеже, обычные люди могут вести себя еще более странно.Любопытный судья(7) Тьерри Фрагноли вел себя как обманутый любовник. Объявив журналисту, что он хочет, чтобы его сыграл Брэд Питт в фильме о Тарнаке, он приказал устраивать еще больше обысков и арестов в Руане в надежде на то, что найдутся доказательства терроризма. Фрагноли подумал, что Чарльз Торрес, кузнец и внук испанского ветерана анархического движения, изготовил железный коготь, используемый для остановки поездов. Тем не менее, во время рейда в его доме, французская полиция случайно оставила на столе досье с файлами на всех, кого они наблюдали в Руане, вместе с одним из полицейских телефонов, так что им пришлось вернуться и робко попросить эти вещи назад! Когда досье и личные письма, выражающие его яростную ненависть к обвиняемым, просочились во французскую прессу, Фрагноли отправил параноидальное письмо, в котором утверждалось, что существовал заговор между французскими СМИ и еврейским адвокатом Жюльена Жереми Асусом. Это письмо было опубликовано в средствах массовой информации. В ответ на последующее давление, Фрагноли вышел из дела и был фактически сослан(8) во французскую колонию в Тихом океане, Пети-Иль.В то время как политики, полицейские, свидетели и судьи боролись с некомпетентностью и бредом, жители Тарнака сначала разделились по вопросу о том, как реагировать на аресты. С одной стороны, их тихие сельские жизни были разрушены террористическими рейдами; с другой стороны, молодые люди, на которых нацелилось государство, явно возвращали жизнь в маленькую деревню. Дело о терроризме возродило историческую память о старых коммунистах- горных фермерах Тарнака, которые сопротивлялись нацистской оккупации и на которых Жюльен Купа был во многом похож. В местном магазине разговор перешел к теме «сотрудничества», так как жители признали скрытый фашизм, скрывающийся под «антитерроризмом». В тот самый вечер, когда произошли аресты, в Тарнаке был сформирован комитет солидарности, вскоре десятки групп солидарности возникли по всей Франции. Вместе они начали собирать средства и публично выступать от имени арестованных.
По большому счету, анархисты и, что более удивительно, более широкие левые объединились вокруг Тарнака. К 2011 году эта солидарность дала проходящим по этому делу такую храбрость, что многие из них публично участвовали в массовых публичных прямых действиях, направленных на то, чтобы остановить те же самые Касторы, которые везли ядерные отходы, и за порчу которых их обвиняли в саботаже в 2008 году. Такая общественная поддержка действий которые всего несколько лет назад клеймили как терроризм, показала, как изменился контекст во Франции после арестов. Когда правительство Голландии попыталось протолкнуть строительство аэропорта вблизи Нанта, эко-анархисты создали автономную зону ZAD (Zone À Défendre), захватив предлагаемый объект строительства. Когда французское государство начало операцию с веселым названием «Операция Цезарь» и направило более двух тысяч полицейских, чтобы выселить их, более сорока тысяч человек из всех слоев общества вышли в поддержку новых варваров.
Тарнакcкая десятка продолжала свою коллективную теоретическую работу, восстанавила свою ферму в Гутайлу, чтобы проводить семинары по всем вопросам: от феминизма до кибернетики. Это помогло активизировать французское автономное движение, что в конечном итоге привело к тому, что впервые после арестов Невидимый комитет опубликовал новую книгу «Нашим друзьям», что помешало анализу повстанческого процесса после 2011 года. Эта книга была опубликована в 2014 году, как раз вовремя ; #occupy, наконец, ударил по Франции в форме протестов Nuit Debout, а затем массовых черных блоков в протестах против жесткой экономии, против Закона о Труде 2016 года. Эти протесты подорвали все остатки доверия, которыми обладал президент Олланд, что привело к историческому краху и Французской социалистической партии и правых Республиканцев. После этой последней волны протестов, потрясшей Францию до самых оснований, Невидимый комитет опубликовал в 2017 году новую книгу «Сейчас» (Maintenant). Наконец, вступая в эру Интернета, его участники начали выпускать онлайн-газету lundi.am.
Поскольку французское государство продолжало сталкиваться с одним народным восстанием за другим, обвинения в «терроризме» казались все более странными. Скандал следовал за скандалом, что подрывало доверие к полиции; незаконное использование британского агента под прикрытием Марка Кеннеди нельзя было отрицать, когда появились записи, сделанные его почерком, в которых подробно описывается его наблюдение за Жюльеном. Эти записи были обнародованы случайно, когда британский суд рассматривал дело. В то же время Франция была потрясена нападениями фундаменталистов, связанных с исламским государством. Это привело к тому, что огромное количество ресурсов, которые государство вложило в попытку создать «террористическую» угрозу из ультралевых, показалось смешным. Новый следственный судья, приняв во внимание судьбу своего предшественника Фрагноли и популярность Тарнакской десятки, решил, что обвинения в терроризме должны быть отброшены.
Первоначально их обвиняли, по сути, в террористическом заговоре с целью «серьезно нарушить общественный порядок путем запугивания или террора». Предполагаемое преступление состояло в участии в международных встречах в Германии, США и Греции, подстрекательстве к насилию в отношении сотрудников полиции и уничтожении имущества, и разрушение линий электропередач поездов. Прокурор по делам о терроризме был настроен не допустить развала дела и подавал один протест за другим чтобы обжаловать отказа от обвинений в терроризме. В конце концов судебное преследование подало обвинение в «терроризме» в высший суд Франции, суд кассационной инстанции. В 2015 году суд постановил, что обвинение в «террористическом предприятии» должно быть прекращено, но уголовный процесс без обвинения в «терроризме» должен продолжиться.
С обвиняемых из Тарнака были сняты обвинения в терроризме, но остались обвинения в совершении преступления “преступное поведение”, введенного в уголовный в 1894 году, с явной целью отправить анархистов в тюрьму во Франции за поддержку прямых действий в таких газетах, как «Анархия», даже если никакие другие обвинения не могут быть предъявлены против них. Без обвинения в терроризме дело начало разваливаться. Обвинения против Габриель Халлез и Арии Томас были полностью сняты и Тарнакская десятка превратилась в восьмерку.
Матье Бурнель и Бенжамин Росо обвинялись в отказе предоставить свою ДНК полиции. Манон Глиберт и Кристоф Беккер столкнулись с обвинениями в подделке документов. Бертран Дево и Эльза Хаук оставались обвиненными в связях с преступной группировкой, но не из-за саботажа, к которому, как они утверждали, они не имели никакого отношения. Вместо этого, их обвинили в участии в антифашистской демонстрации против саммита ЕС по вопросам недопущения иммиграции, который, по иронии судьбы, был организован в Виши, во время оккупации Виши был резиденцией коллаборационистского правительства, которое депортировало евреев и коммунистов в нацистские лагеря смерти. Только против Йилдун Леви и Жюльен Купа остались обвинения в саботаже и обвинения в том, что они были частью преступного сообщества. Жюльен был “понижен в должности” – из руководителя террористического заговора до простого аниматора, что совпадало с его профессиональной работой в составе театральной группы.
Попытка ввести повестку борьбы с терроризмом потерпела неудачу. Французское государство попыталось использовать медиа, чтобы убедить общественность в том, что «анархо-автономное» движение было «пред-террористической организацией» в 2011 году, но оно потерпело поражение на своей территории. Тарнакская десятка выдержала давление и сумела убедить подавляющее большинство населения Франции в том, что автономия не является синонимом терроризма.
В то же время, в конце концов, обвинение смогло воспользоваться всеми специальными ресурсами, предназначенными для проведения антитеррористических дел, для борьбы против горстки совершенно обычных участников движения. Все доказательства, собранные под эгидой «борьбы с терроризмом», по-прежнему допустимы в ходе судебного разбирательства. Ведущий антитеррористический прокурор все еще поддерживал обвинение, несмотря на просто криминальный характер судебного разбирательства. Прежде всего, огромные, изнурительные репрессии, которые раньше применялись только против террористов, были направлены на парализацию подсудимых и их общин. Это дает нам предвкушение того, чего мы можем ожидать от репрессивного аппарата в будущем. Мы видим, что этот процесс зашел несколько дальше в России и Бразилии.
Судебный процесс
«Перед судьями буржуазного класса революционер не обязан давать отчет о своих действиях и не должен уважать их так называемую правду». – Виктор Серж
В каждом судебном деле есть определенные роли: торжественные судьи, подсудимые, признающие себя виновными или невиновными (но прежде всего, просящие), и хорошо оплачиваемая каста поддерживающих паразитов, от адвокатов до журналистов, которые получают выгоду от дела. Вся процедура требует, чтобы все играли по правилам. Даже осуждение всей юридической процедуры, популяризированное алжирскими революционерами и анархистами-иллегалистами(8), стало формализованной частью процедуры. Но когда 13 марта 2018 года судебный процесс начался, стало ясно, что обвиняемые не будут играть по правилам.
Как обвиняемый может избежать участия в государственной игре? Это возможно, во-первых, если рассматривать всех членов суда, в том числе обвинителя и судью, как обычных людей: смеясь, когда они говорят что-то глупое, упрекая их, когда они забывают ключевой момент, отказываясь поставить их на пьедестал. Судья, раздраженный, потребовал, чтобы обвиняемые либо денонсировали суд, либо продолжали вести себя уважительно: «Вы можете выбрать линию защиты в виде отказа, – сказала она, – это ваше право. Но если вы этого не хотите, вам необходимо уважать суд». Подсудимые из Тарнака отказались от такого подхода, они подробно обсуждали факты дела, но не оказывали никакого уважения суду. Судебное разбирательство напоминало значительно более философскую версию судебного процесса Чикагской семерки, обвиняемые постоянно прерывали судью, полицию, адвокатов и друг друга.
Другой способ, которым подсудимые подрывали систему правосудия: они не отрицали обвинения и не подтверждали их. Хотя сам акт саботажа вполне можно было оправдывать как антиядерную экологическую меру, а французский суд попытался игнорировать тот факт, что полиция получила коммюнике от немецких групп, берущих на себя ответственность за эту акцию, обвиняемые никогда не осуждали эту акцию. Аналогичным образом, прокурор показывал фотографии, где были изображены обвиняемые на демонстрации в Виши против противников иммиграции, на которую они якобы принесли веревки, чтобы снести ограждение вокруг митинга. На это Кристоф сказал, что смешно допрашивать подсудимых о демонстрации, которая произошла десятью годами ранее, но при этом он утверждал, что он горд участвовать в демонстрации в поддержку иммиграции. Весь суд взорвался аплодисментами. Подсудимые никогда не отказывались от каких-либо своих действий, но один за другим давали им основания. Например, Жюльен оправдал свой незаконный переход границы в Соединенные Штаты из Канады отказом от фашистской биометрической системы.
Судья попыталась рассмотреть дело в хронологическом порядке. Она быстро просмотрела файлы на Марка Кеннеди и печально известную поездку Жюльена и Йилдун Леви в Нью-Йорк после того, как Жюльен открыто издевался над сообщениями ФБР о Сети всемирных анархистов (NWA). Даже во Франции NWA звучит как аббревиатура для группы хип-хопа или федерации спортивной борьбы; подсудимые воспользовались этой возможностью, чтобы продолжить беседу об истории хип-хопа в США. Тем не менее, судья отказался признать решающую роль разведки Марка Кеннеди, пытаясь избежать обвинения английского шпиона в том, что он сам спровоцировал это дело.
По мере продолжения судебного процесса вопрос об авторстве «Грядущего восстания» поднимался снова и снова. В книге говорится, что, «Саботаж социальной машины, который будет иметь какие-то результаты, сегодня означает возвращение и изобретение новых средств прерывания его инфраструктуры. Как можно сделать бесполезную линию TGV [высокоскоростной поезд] или электрическую сеть? »
Эта цитата использовалась в качестве доказательства, чтобы убедительно продемонстрировать, что существует план «парализовать» город. Выражая согласие с содержанием книги, обвиняемые никогда не признавали свое авторство. Как ни странно, обвинение в преступлении, основанном на авторстве «Грядущего восстания», было основанием для обвинений в терроризме. За время, прошедшее с момента предъявления обвинений, эта книга стала одной из самых продаваемых политических книг во Франции; легионы интеллектуалов, параноидальные полицейские и журналисты согласились с тем, что книга имеет высокое качество. Обвинения в терроризме создали парадокс для тех, кто хотел видеть себя защитниками общества: если авторы были террористами, то была ли популярность книги признаком народной поддержки терроризма?
Суд превратился в театр абсурда, когда было решено, что и полиция, и обвиняемые должны будут повторить первоначальный акт саботажа. Как будто на школьной экскурсии судья, прокурор и подсудимые ехали вместе в Диси в автобусе, чтобы повторить предполагаемый акт саботажа. Пять полицейских из антитеррористических сил, которые участвовали в судебном процессе в качестве замаскированных анонимных свидетелей, ехали в одном из 30 полицейских автомобилей, которые сопровождали автобус; весь день над головами летал полицейский вертолет. Свидетели полиции и разведки должны были все время быть в масках. Поскольку суд должен был проверять элементы полицейских показаний как днем, так и ночью, суд и обвиняемые должны были ждать в зале для фестивалей, окруженном десятками жандармов. Подсудимые ели и пили вино в этой сюрреалистической ситуации, в то время как антитеррористическим свидетелям приходилось оставаться на улице, чтобы сохранить свою анонимность. Когда полиция снова появилась для последней ночной проверки, они пожаловались судье, что у них не было возможности поесть. Адвокаты обвиняемых ответили, что может быть остались какие-то крошки, намекая на то, что в отличие от стандартных отношений между повстанцами и лакеями государства – они должны будут есть объедки, которые остались от подсудимых. Разумеется, полиция отказалась от своей справедливой доли угощения.
Когда суд заканчивался, судья изо всех сил пытался поддерживать порядок. В своем последнем заявлении Матье Бурнель использовал суд в качестве платформы для того, чтобы обвинять сам государственный аппарат, а не подчиняться суду государства. Жюльен в своем последнем слове отметил, что их спасло их привилегированное положение интеллектуалов: «Особенность этого процесса заключается в том, что судебный аппарат выступил против людей, которые готовы защищаться и решили не дать раздавить себя. Мы осознаем, что имеем возможность защищаться, быть в состоянии говорить, что у нас было три недели, чтобы сделать это. Поскольку мы сражались, мы пользовались определенными привилегиями. Проведя немного времени в тюрьме, я хотел бы посвятить этот процесс всем тем, у кого не было средств для защиты, которых не слушали и которые были осуждены в молчании ». Зал суда в последний раз разразился аплодисментами в поддержку предполагаемых террористов.
Нет справедливости – есть только мы
Итак, чему нас учит Тарнакское дело? Во-первых, что с небольшой удачей и настойчивостью можно противостоять всей силе государства. Дело Тарнака могло оказаться намного хуже, если бы обвиняемые не стояли вместе бескомпромиссно. В начале ситуация действительно выглядела мрачной.
После арестов в Тарнаке, на французских демонстрациях, которые раньше были ручными, все больше и больше молодых людей в масках атаковали полицию. Полиция на деле Тарнака также научилась, как продолжать притеснять революционеров абсурдными обвинениями, она стала делать это несколько более осторожно. Мы не можем сказать, что какая-то из сторон действительно вышла вперед в этом конфликте. То, что мы видели за последние десять лет, – это параллельное развитие обеих сил. С одной стороны, идея о том, что несколько революционеров действительно опасны как небольшая автономная группа, развеялась, но все, что пыталась уничтожить полиция, распространилось по всему французскому обществу: анонимность, беспорядки, отказ от всей институциональной политики. В то же время, если обвинение по делу Тарнака не полностью преуспело, полиция быстро научилась более эффективно использовать свою разведку. Случаи провокации встречаются все чаще; надзор и полицейское насилие усиливаются с каждым днем. Конец этой истории еще не написан.
У борьбы с терроризмом – своеобразная логика. Поскольку противником потенциально может быть кто угодно, все, что требуется, чтобы наклеить на кого-то ярлык террориста, это представить действия обвиняемого таким образом, чтобы они потенциально подрывали стабильность государства. По мере того, как государство приближается к исчезновению, все больше и больше оснований обвинять людей в подрыве его стабильности. Аппарат безопасности находится в поиске тех, кто отказывается от логики капиталистического индивидуализма – в эту категорию могут попадать и исламские фундаменталисты, и анархисты, которые хотят жить в коммуне. Бенджамин Розу заметил эту иронию в суде, когда он отметил, что жизнь в Тарнаке основана на открытости и совместном использовании, в то время как полиция прячется в лесу, фотографируя их дома.
Что такое терроризм? Терроризм – это паника, введенная в государственный аппарат из-за его страха перед собственной кончиной. Терроризм, определяемый государством, – это не вопрос человеческих страданий, а институциональная потеря контроля. Тарнакская десятка задела эту струну – не из-за силы, которую они могли собрать, а из-за неконтролируемого потенциала, который они представляют. Призрак восстания, исчезнувший в 1980-х годах, вернулся, когда появились новые группы молодых людей, которые были готовы бросить вызов существующему порядку.
Нельзя недооценивать силу малых групп. Парижская Коммуна не была вызвана великой организацией или партией, а многочисленными небольшими тайными группами: комитетами по бдительности, которые встречались в каждом округе, сетями друзей и соседей на каждой улице в предместьях. Когда приходит время, маленькие заговоры, подобные этим, могут распространяться, как лесной пожар, до тех пор, пока они не станут бесчисленными; вот что создает условия для неконтролируемого восстания. Вот почему государственный аппарат всегда пытается пресечь эти заговоры в зародыше; именно поэтому они нацелились на подсудимых из Тарнака в надежде предотвратить волну беспорядков, которая выросла в декабре 2008 года; и именно поэтому никакое количество репрессий не может в конечном счете остановить волну восстания, поскольку она может вновь возникнуть из любого из бесчисленных узлов в обширной сети отношений, которая составляет это общество.
Государство больше всего боится именно этой интенсивности чувств, которые мы разделяем, способности совместно генерировать новые мечты и амбиции. Это самая суть жизни. Для тех, кто это понимает, не страшны никакие испытания, никакой уровень репрессий.
Некоторые критиковали то, как Тарнакская десятка обращалась со средствами массовой информации и публичными представлениями о легитимности, представленными интеллектуалами, которые выступили в их поддержку. Мы никогда не должны ошибаться, полагая, что воздействие СМИ или социальная легитимность являются инструментами, которые сами по себе могут служить делу освобождения; но мы не можем позволить себе полностью обойтись без них, когда силы репрессий используют эти инструменты, чтобы создать сцену, чтобы уничтожить нас. Как анархисты, мы всегда боремся с самой этой средой, а также против наших противников. Это не повод не сражаться на территории СМИ или легитимности; это просто означает, что мы должны найти способ действовать на этой территории, чтобы обойти власть с флангов, не вникая в их логику. Каждый удар, который они наносят против нас, должен стоить им вдвое: в этом отношении взрыв интереса к «Грядущему восстанию» после арестов в Тарнаке, служит хорошим примером того, как революционеры могут подготовиться к тому, чтобы сделать фазу репрессий еще одним шагом в наших планах – этапом, в котором мы можем продолжать продвигаться вперед.
В то же время медийная слава опасна, прежде всего потому, что она позволяет зрителю сидеть сложа руки и позволять другому главному герою стоять за свое дело. Мы не должны смотреть на кадры героев, выдвигающих новую блестящую теорию или совершающих очередной подвиг. Смысл послания Невидимого комитета состоит в том, что, возможно, в мире маоистских ученых и хипстеров, извергающих пустые слова, есть кто-то, кто может претворять свои мысли в действие, и что этот кто-то должен быть нами.
Есть еще много битв, которые нужно вести, и многие мысли еще не задуманы, и есть еще много действий, за которые нужно стараться не попасться. Страх перед тюремным заключением не должен мешать нам объединять наши мысли с нашими действиями. Действительно, возможность того, что мы можем это сделать, – это последняя, лучшая надежда в умирающем мире.
Приложение: Выдержки из последнего слова Матье Бурнеля
Вы все утверждали, что это испытание было исключительным. То, что мы видели наоборот, является чем-то чрезвычайно банальным: разные стороны не согласны, они спорят, обсуждают и разговаривают. Это то, что вечно происходит во всех человеческих сообществах. Это банально и нормально. То, что вы на самом деле считаете исключительным, состоит в том, что мы приходим в этот суд, не оглядываясь и не заботясь. Что мы не подчинялись всему этому, этому маленькому театральному ритуалу подчинения, который составляет вашу повседневную жизнь …
Мы пришли сюда из любопытства, но, честно говоря, госпожа судья, мы не обнаружили ничего неожиданного в этом суде. Ритуал, какой-то театр, халаты, позолот и вся эта мелочная причудливая постановка. Каждый играет свою роль, играет свою маленькую музыку, свое маленькое негодование, свою маленькую серьезность, свои маленькие статьи закона и даже иногда свою «великую и справедливую власть». На самом деле, по моему мнению, госпожа президент, это то, что мы заставили вас терпеть эти три недели, вы осуждали нас вчера вечером(9) за то,что мы были единственными в этой комнате, кто не играл роли, не претендовал на то, чтобы играть в мелкую игру правосудия …
Что на самом деле произошло в те долгие дни судебного разбирательства, которые вы называете «исключительными»? Небольшое смещение, крошечный шаг в сторону. Вы пришли сюда с определенными ожиданиями. Вы увидите эту знаменитую группу «Тарнак». Гуру, секта, «политические активисты», «анархо-автономные», профессионалы беспорядков или теоретики насильственной революции, что еще? Но в итоге вы оказались перед нами: Манон Глиберт, Жюльен Купап, Бенджамин Розу, Илдун Леви, Кристоф Беккер, Бертран Дево, Матье Бурнель. И мы оказались банальными, нормальными. Вы даже задали нам некоторые любопытные вопросы: Манон, на каком музыкальном инструменте она играет? Бенджамин, где он изучал политические науки, в Ренне или Париже? И как вам удается жить на 750 евро в месяц?
Этот крошечный шаг в сторону, мы, вероятно, спровоцировали его, но он работает сам по себе. Вы поняли в течение этих трех недель суда, что самое необычное в революционерах состоит в том, что они сделаны из того же теста, что и все вокруг.
Нам не нужно никакого сопереживания, мы на самом деле никогда не жаловались. То, что мы делали за эти десять лет, – это то, что мы умеем делать: бороться. Это то, что делают люди, подобные нам: сопротивляться, сопротивляться. Речь шла о том, чтобы провести центральный и суверенный отказ: не согласиться быть сокрушенным. Силы, объединенные против нас, были массивными и могущественными. Нам нужно было найти ресурсы, время, силы и преодалеть трудности. Мы держались за эту крошечную, но непреложную истину: вы не раздавите нас. Конечно, «мы» здесь не ограничиваются восемью из нас, но для всех тех, кого косвенно затронула эта политическая, медийная и юридическая операция. Нас и наших многочисленных друзей. Каким бы ни был итог этого процесса, мы выйдем из него сильнее, чем мы были вначале, сильнее, чем десять лет назад.
Примечания по тексту:
- Цитата из разведывательных материалов, собранных на подсудимых. Грубо говоря, рапорт озаглавлен «От движения CPE к конституции европейской про-террористической сети» – что означает связь со студенческим движением за три года до ареста.
- Так называемые Loi Scélérates («Законы негодяев») 1893 и 1894 годов, которые были приняты специально с целью подавления анархистов, ввели это обвинение в качестве способа преследования тех, кто сам не занимался незаконной деятельностью, но был связан с теми, кто мог.
- Чтобы дать ощущение отдаленности Тарнака, нам нужно только отметить, что ближайший город – Лимож, название которого вошло в французский лексикон в качестве глагола, означающего уволить или отправиться в изгнание. О судье, который был понижен в должности в Париже, чтобы служить в одной из внешних колоний, например, можно сказать, что он был отправлен в “Лимож”. Выражение происходит со времен Первой мировой войны, когда Лимож был настолько далек от того, что генерал Йоффре отправил туда старших сотрудников, которых он считал бесполезными.
- Чтобы проиллюстрировать общую почву, из которой ранний CrimethInc. и Невидимый комитет вырос, нам нужно только отметить, что эта модель была заимствована у подобной неразрешённой и ничего не подозревающей группы в корпоративном книжном магазине в 2000 году, где CrimethInc. отмечали публикацию “Дни войны, ночи любви”. Разница была в том, что на более раннем мероприятии участники не пригласили репортера из New York Times.
- “Мы знаем, что мы всегда более многочисленны, из всех слоев общества, полны решимости не дать им наступить на наши головы.” Мака Канте и Бенджамин Русу.
- Деревенский «общий магазин».
- Следственный судья-это судья, предположительно нейтральный, которому поручено собрать досье, представляющее “истину” судебного дела – довольно просветительская традиция.
- Во Франции в 1960-х годах, во время Алжирской войны, адвокат, ставший впоследствии знаменитым, “изобрел” то, что он назвал “защитой от разрыва”, в котором обвиняемый не признавал законность судебного процесса. В контексте борьбы с колонизацией это означало, что члены FLN не признали право французских судов судить их на алжирской земле. Впоследствии некоторые крайне левые группы использовали этот подход вплоть до 1980-х годов, чтобы осудить “буржуазную справедливость”, в отличие от какой-то воображаемой “пролетарской” справедливости.
- Когда она сказала, что обвиняемые были самыми невоспитанными людьми, которых она когда-либо встречала.